Много лет мне довелось трудиться в историческом музее в большом украинском городе, называть который мне не хотелось бы по понятным причинам: все участники событий – и люди, и призраки– до сих пор на своих местах. Знаменитый призрак Лувра– не единственный в своем роде. Нечто необычное есть во всех музеях, и в больших, и в маленьких.
Объясняется все довольно просто. Музеи содержат в своих стенах огромное количество предметов, которые в разное время принадлежали людям. Эти предметы, как правило, неординарные: произведения искусства, вызывающие и накапливающие сильные человеческие эмоции как в период их создания, так и при последующем созерцании; мемориальные, то есть очень памятные и дорогие кому-то вещи, документы, фотографии; материалы археологических раскопок, чаще всего изымаемые из древних захоронений; предметы религиозного преклонения и т.д.
В музеях они составляют единую коллекцию, формируя мощный энергетический фон из аккумулированной за века человеческой энергии и эмоций различного качества. Мы привыкли оценивать действительность на основании пяти пока еще не отнятых природой чувств, но раньше люди обладали такими способностями, как энергочувствование и даже энерговидение. Они и сегодня есть у многих, просто им не придают значения. Работа в музейных стенах выявляет эти способности даже у скептически настроенного человека.
Особые ощущения возникают от пребывания в одиночестве в фондохранилищах среди обилия музейных предметов. Многие чувствуют себя очень неуютно и хотят поскорее оттуда убраться. Но когда весь этот сонм вещей на уровне своей обобщенной энергетики признает в человеке своего хранителя, возникает чувство умиротворения и пребывания в своеобразном обережном круге.
Только это еще не все. Во многих музеях есть нечто, что можно обозначить как духи, призраки или фантомы. Иногда они связаны с предметами коллекции, а бывают, как в нашем случае, совершенно самостоятельные. Наш музей до недавнего времени располагался в помещениях, некогда принадлежавших монастырю. Советская власть заботливо помещала музеи в культовые сооружения почти повсеместно, а потом музеи вступили в неприличный для обеих почтенных сторон конфликт, когда церковь вновь захотела их себе забрать.
Но интересно, что и до революции, и в наше время в зданиях музея присутствовала некая незримая, но ощутимый даже физически сущность с весьма вздорным характером – ей нравилось пугать, иногда неожиданно, исподтишка. С ней сталкивались так или иначе все. Представьте, как чувствуешь себя, когда среди бела дня, стоя в пустом коридоре музея, ощущаешь тугой поток воздуха, как будто мимо кто-то быстро прошел.
Особенно доставалось доблестной охране музея. Это были не робкие вневедомственные старички, а здоровые молодые мужчины со свойственным работникам милиции прямолинейным здравомыслием. В семь часов вечера они заступали на дежурство аж на сутки, впереди была ночь. Когда приходил новый сотрудник, он в первую же ночь терял… свое здравомыслие, и на следующее дежурство уже выставлял на стол стаканчик сока и печенюшки, и тогда ночь проходила спокойно.
Понятное дело, об этом трудно было рассказывать коллегам, - могли поставить диагноз. Рассказывали, как в 80-х годах работал в охране один парень, которого «веселый монах» так настращал, что он однажды ранним утром бросил пост, выскочил на улицу и достав пистолет сильно напугал немногочисленных еще прохожих.
Мне пришлось сталкиваться с шумовыми эффектами музейного призрака дважды. Засиживаться допоздна приходилось часто, в здании оставались только я и охранник далеко на посту, но только эти два случая не имели рационального объяснения. Однажды в комнате за моей спиной послышались громкие звуки выдвигаемых ящиков, что вызвало, честно говоря, столбняк. Ящики во всех столах при осмотре оказались на месте. В следующий раз оно барабанило в дверь комнаты, обитую железом, ручка двери ходила ходуном, но дверь так и не открылась. В обоих случаях захотелось немедленно убраться из здания. Я не из пугливых, но кто знает, что там у призраков на уме.